– И главное! Умоляю, не матерись при них...
Обрывки фраз проносились у неё в голове, и чем ближе становилась дверь, тем сильнее начинала паниковать Николь. Он военный? Будет ответственным мужем. Он старше тебя на семь лет? Будет ответственным мужем! Он шотландец? Что может быть лучше! Будет ответственным мужем. Она успела сказать сестре всего пару ключевых деталей, по которым вся семья уже построила полноценный образ Хендерсона, и Николь не сомневалась, что этот образ был слишком далёк от реальности. Ей даже в какой-то момент стало обидно, когда по голосу матери стало ясно, что будущего зятя она ждёт больше, чем родную дочь, и готовится полюбить больше, чем родную дочь. Если слово «любить» здесь вообще применимо.
Тропинка от проезжей части до входной двери оказалась слишком короткой. Ступенька. Ещё ступенька... Почему их всего три?! Ей хотелось оттянуть момент истины как можно дальше в будущее, но в то же время как можно скорее покончить с этим днём и стрессом. Но вот они уже стоят перед дверью, украшенной мещанским рождественским венком. Что же. По крайней мере, здесь рождественские украшения выглядят не настолько нелепо, как в Сан Франциско, где даже снега нет.
Ей хотелось верить в лучшее. После этой встречи её отношения с семьёй взлетят на новый уровень, и что будет отражать этот уровень – зависит только от Хендерсона. Николь слишком хорошо знала своего жениха, чтобы расслабиться и вдохнуть полной грудью после его небрежного: «Да что ты дёргаешься? Я их всех очарую, как школьников. Могу даже очки надеть». Вот именно поэтому она и дёргалась! Мать готовилась увидеть молчаливого, грозного мужчину, встающего на ноги каждый раз, когда кто-либо из женщин в помещении вставал со своего места, почтительно говорящего «сэр» и неодобрительно косящегося на Николь, стоит ей расхохотаться или начать спорить с родителями. Они все ждали викторианского джентльмена, гордящегося – как и они сами – Шотландией, но глубоко убеждённого американского патриота, который любит порядок и честь, как и престало уважающему себя военному, который уважает семейные ценности и будет требовать от своей невесты почитать родителей и слушать их советы. Время от времени Николь задумывалась, а не лучше ли было бы сделать его появление сюрпризом? Привет, мам, подожди, не закрывай перед ним дверь, нет, это не маньяк, увязавшийся за мной, это мой жених, сюрприз! Ты рада? Нет, пожалуй, так было бы только хуже, потому что нет ничего хуже, чем застать родителей врасплох: тогда они теряют все остатки адекватности и начинают вести себя, как…
Двойной стук в дверь, и Николь крепче сдавила тонкими перепуганными пальцами необъятную ладонь Хендерсона, чувствуя, как нервничает всё больше и больше. Хотелось встать за его спину и дать команду атаки, как только откроется дверь. Такой он её ещё, должно быть, не видел: всегда уверенная в себе, она никогда не позволяла кому бы то ни было загнать в её душу страх, с которым она бы не смогла справиться. Она подняла голову и с надеждой посмотрела ему в глаза, словно повторяя ему в очередной раз, как для неё это важно.
– Давай сбежим, пока они ничего не поняли…
Всю дорогу от аэропорта Роли до дома родителей Николь повторяла своему будущему мужу, что он должен делать и что не должен ни в коем случае, как зовут её родителей, как зовут жён и детей её братьев, как зовут мужа сестры, кто где работает и с кем из них разговаривать нельзя ни в коем случае вообще, и что. И её ужасно беспокоило, что Хендерсон не слишком внимательно относился к её проповедям и с куда большим удовольствием рассматривал виды в окно: ведь он был в Роли впервые. Таксист уже, должно быть, ненавидел голос Ники всем сердцем, равно как и её семью, о которой ему приходится слушать в свой единственный в году сочельник. Не то чтобы Хендерсон никогда не вёл себя как джентльмен и не то чтобы он был настолько козлом, чтобы специально испортить и без того не самые семейные отношения Ники с родителями, и в глубине души она ему доверяла, а потом вспоминала, как он высказался в лицо своему командиру в прошлом году. И если его рот не может закрыть даже начальство, как сможет она?
За дверью уже слышались голоса и всё более и более громкие шаги шаги, и катастрофа становилась всё ближе, ближе, ближе…
– Если ты ничего не испортишь, я целую неделю буду молчать, когда ты этого потребуешь, – пробормотала она сквозь стиснутые зубы, чтобы никто её не услышал, даже если дверь откроется в разгар её клятв, – и заранее согласна на все твои грязные фантазии.

Отредактировано Nicole McDowel (2015-09-30 11:35:13)