Так заниматься было невозможно, потому что Фин, конечно, не искал информацию, не писал работу, он слушал эмоции, ловил сигналы и украдкой следил за действиями Ребекки. Конечно, невозможно было ожидать, что бетазоид сможет заниматься при таком источнике сильных чувств. Его защиты — не дефлекторный щит, и то, что мешает ему, не только снаружи, но и внутри. Больше уходя в себя от раздражающего фона девушки кадет сталкивался со своими нерешёнными вопросами. У Ребекки, судя по всему, была та же проблема. И когда она приняла решение переключиться на бумажную книгу со стихами, Селестер отметил: "Хорошая идея". Идея стоящая, пожалуй, Селестера Фина. Вот только заголовок "Серебряный век русской поэзии" настораживал. Для отрешения от страстей и возвышения души это не самый подходящий выбор. Если вы не хотите добиться обратного эффекта.
У бетазоида было любимое из этой рубрики. Не то что бы он знал много: придётся поискать в библиотеке, наизусть Фин не помнил. Но если знать, где искать, это можно сделать в несколько кликов, и затем только подглядывать, читая вслух, постепенно вставая с подоконника и вещая с выражением:
— Обвяжите, скорей обвяжите, вокруг шеи
Белые руки галстуком,
А сумерки на воротнички подоконников
Клали подбородки грязные и обрюзгшие,
И на иконе неба
Луна шевелила золотым ухом.
Глаза влюбленных умеют
На тишине вышивать
Узоры немых бесед,
А безумие
Нелюбимых поднимается тишины выше,
Выше голубых ладоней поднебесья.
Прикажет и лягу проспектом у ног,
И руки серебряными панелями
Опущу ниц —
Руно
Молчания хорошо собирать в кельи
Зрачков сетью ресниц.
Губами жевать красную ветвь
Губ. Глазами синевы — дёрн
Глаз. Из сапога ночи выдернул
Рассвет
Желтую ногу
И опустил в утренних облаков гул.
Не было вас — и не было дня, не было сумерек,
Не горбился вечер
И не качалась ночь.
Сквозь окно
На улицы, разговаривающие шумом рек,
Выплыл глазами оплывшими, как свечи.
К пристаням безумия и вчера, и сегодня
Мыли бросали галок ленты
И опускали сходни.
Сейчас, сейчас же,
Извлеките квадратный корень из коэффициента
Встречи около чужого номера в гостинице для приезжающих.
Вечер — швейцар
В голубой ливрее — подавал Петербургу
Огненное пальто зари.
Почему у одних глаза швыряются
Звёздной пургой,
А у других из ворот век не орут даже, как автомобильные фонари.
И снова голые локти
Этого, этого и того дома
В октябре зябли,
И снова октябрь полировал льдом
Асфальтов серые ногти,
И снова уплывали часы, как корабли.
Не было вас, и все-таки
Стал день, вытекли сумерки,
Сгорбился вечер и закачалась ночь —
Потому что: время перебирало чётки,
Дымилось весной,
И солнце белую мякоть снега грызло золотой киркой.
Никнуть кривыми
Губами клоуна
К лицу белее чем сливки.
Спутанной гривой
Волновой любви разлив
Топит маяками зажженные луны.
Ах, проройте же
Зубами на теле траншеи
И обвяжите
Вкруг
Шеи
Галстуком белые руки.
Как он говорил в один из недавних вечеров Ребекке, поэзия — это создание миров. Когда ты читаешь стихотворение, ты воссоздаёшь один. Он живёт в тебе затем, и так ты изменяешь тот мир, в котором живёшь.
Отредактировано Selester Fin (2018-05-06 22:00:05)